Автор: Мирабель
Бета: Се Верный
Фэндом: Оридж
Персонажи: М+М
Рейтинг: NC-17
Жанры: слэш, романтика, ангст, POV
Предупреждения: изнасилование
Размер: Макси
читать дальше
Температура после захода солнца падала c молниеносной скоростью. Мне приходилось останавливаться несколько раз: первый, чтобы надеть поверх футболки арабскую рубаху, а второй, чтобы обмотать арафатку вокруг головы, прикрывая также вырез на груди и шею.
Через некоторое количество времени ноги начали возмущаться, идти по песку было невыносимо тяжело, то и дело вытаскивая ступню, ушедшую почти по щиколотку в песок, возникало чувство, что еще мгновение - и я упаду.
Я совру, если скажу, что не испытывал страха. Глубокой ночью посреди пустыни под завывания песка и гудение электрических проводов мало кому было бы комфортно. Но еще больше меня пугала перспектива вернуться. Сейчас я боялся Саида, хотя, наверное, попадись я, то он не стал бы любезничать, а перепродал на рынке в какой-нибудь бордель или на органы. А мне очень хотелось жить. Вот так сильно, до нестерпимой дрожи коленях! Еще никогда я не ценил так свою возможность жить... Но при всем при этом мне не хотелось существовать игрушкой в руках другого человека. Хозяином своей собственной судьбы должен быть я и никто иной!
Но, если задуматься, интересно, а какое лицо было у Саида, когда он все узнал? Рвал и метал, это как минимум, а как максимум - разнес весь дом к чертям собачьим, пока Икрам носился следом за своим Господином с очередной чашкой успокоительного чая, а Азамат, громко чертыхаясь, ругал меня на чем свет стоит и мечтал собственноручно свернуть шею.
Я невольно улыбнулся, представив себе эту картину. Нет, я не передумал, просто вспоминая все месяцы моего нахождения в гареме, невольно придешь к выводу, что даже в тяжелой ситуации есть что-то, что останется хорошим воспоминанием, как, например, Икрам.
В своих раздумьях я уловил себя на том, что уже нещадно клюю носом прямо на ходу и чуть ли не с ног валюсь. Такими темпами я точно загнусь раньше, чем дойду до раскопок.
Взвесив все за и против, я пришел к выводу, что прошел достаточно и можно позволить себе вздремнуть пару часов, а на рассвете выдвигаться. А так в кромешной темноте, где из освещения лишь луна и звезды, я точно не найду, где повернуть. И хоть прошло уже несколько часов с того момента, как я завернул в пустыню, впереди по моим подсчетам еще долгий путь.
Заночевать решил не прямо у подножия электросетей, а немого в стороне, примерно в двухстах метрах. Я быстро распаковал свои вещи. И поставил навес. Нет, это была не палатка, а небольшой кусок брезента, крепившийся на высоком центральном раскладном колышке, а также по бокам на небольших крючках. Создавая эдакую треугольную конструкцию с высоким входом и спускающуюся до земли у задней стенки.
Особых проблем собрать это простое место для ночлега не было, буквально на ощупь можно было понять что и где. А вот фиксировать задние крючки пришлось рюкзаком и еще частью вещей, а то от ветра весь навес буквально ходил ходуном.
Я укрылся небольшим теплым одеялом и почти мгновенно уснул, убаюканный голосом пустынного ветра.
***
Меня разбудил настойчивый яркий луч света, падающий мне прямо на глаза, вынуждая морщиться и недовольно бурчать. Хватило всего несколько секунд, чтобы мозг выдал мне яркими красками воспоминания о том, где я и кто я сейчас. Как и ожидалось - сон как рукой сняло.
Я вылез из-под навеса и огляделся. Солнце уже достаточно высоко, и судя по положению, сейчас где-то семь или восемь часов утра. Надо шевелить конечностями. Но сначала завтрак.
Стоило только вытащить какую-то восточную лепешку из своего рюкзака, как я понял, насколько я проголодался. Я смел ее достаточно быстро, так, что даже вкуса не ощутил. Воды оставалось уже не так много, так что приходилось экономить и ограничиваться двумя или тремя небольшими глотками.
Укладывая навес и пакуя его в сумку, легкое дуновение утреннего ветра донесло страшный для меня звук. Это был рокот верблюдов. Значит, это либо по мою душу, либо бедуины. И проверять мне не хочется.
Кое-как покидав вещи, я бросился со всех ног, на ходу вытаскивая компас и ища нужное мне направление.
Очень быстро выйдя к линии электропередач, оглядываясь по сторонам нет ли никого рядом. Слава Богу, я один, можно перевести дух. Не знаю, чем закончится мое приключение, но одно знаю точно - пару-тройку седых волос получу гарантировано.
Солнце поднималось все выше, обдавая меня невыносимым жаром. Крем, который я с собой взял, увы, не спасал. Помогала только арабская рубаха, прячущая все кроме лица и рук.
Запасы воды уходили быстрее, чем я думал. Мне то и дело приходилось останавливаться, стягивать со своей головы арафатку и слегка мочить ее в воде. Без этих манипуляций я бы сварился!
Постепенно уклон поверхности становился все больше, и приходилось прикладывать еще больше сил, взбираясь по барханам, полных тысячи раскаленных песчинок, которые жгли, как уголь, стоило им попасть на открытый участок кожи.
Губы сохли, а рот, казалось, вот-вот пойдет трещинами. Я безумно хотел пить, но приходилось терпеть. Каждый шаг давался, как сотня. Силы таяли, но я морально отвешивал себе пинка идти дальше.
Ближе к вечеру я добрел до заветной грунтовой дороги, на которой красовались отчетливые и свежие следы от тяжелой техники. Я уже близок! Дорога петляла и извивалась, но шла вниз по склону. Оставаться на проезжей части было небезопасно. Может, я параноик, но мало ли кто мне встретится. Лучше перебдеть.
Спускаясь вниз по барханам, то и дело утопая в песке, пачкая одежду и лицо, я ощущал лишь одно чувство. Облегчение.
Уже смеркалось, когда я отчетливо увидел место, где стояла куча машин, где десятки людей рыли песок лопатами и сгружали его потом в кузова специальных грузовых машин. До них я доберусь не раньше чем через несколько часов.
Собираясь с силами продолжить свой путь, я занес ногу, чтобы сделать шаг, и замер, как вкопанный. Мне в спину что-то упиралось, краем уха я слышал шорох одежды. Но не моей.
- Не так быстро, - сказал сзади мерзкий скрипучий голос на ломанном английском.
Я, как в замедленной съемке, оборачиваюсь и вижу двух арабов-бедуинов. На обоих старая затасканная и рваная одежда. Мне в спину упиралось ружье, мужчина, который его держал, нехорошо ухмыльнулся. Половина зубов отсутствовала. Арафатка свисала до поясницы, не скрывая лица. На вид ему было за пятьдесят. Возраст его сообщника я сказать не мог: в отличие от своего товарища, лицо он прикрыл.
- Мехмед, - начал говорить по-арабски пожилой бедуин. - Вроде этот. Далеко ушел, скотина. Еще бы чуть-чуть и упустили.
- Вроде он. Забирай его, на месте разберемся. Только не распаляйся, он нужен живым и невредимым.
Я уцепился в последние несколько слов и в панике схватил ружье. Выхватывая, стреляя случайно в воздух, резко разворачиваю его и бью с размаху прикладом бедуину по лицу, так что тот, ругаясь, осаживается. Отшвыриваю оружие и со всех ног несусь вниз.
Спроси меня потом, как я смог так сделать, то вряд ли бы вспомнил. В голове роилась тысяча мыслей, я даже не бежал, а летел вниз, моментально забыв об усталости.
Ну же, еще чуть-чуть!
Еще один выстрел - и я падаю, пронзенный острой болью где-то чуть ниже икроножной мышцы. Тело тут же становится свинцовым, но я не сдаюсь, а продолжаю ползти, не понимая на тот момент, что это уже бессмысленно.
Несколько секунд, как арабы догоняют меня, и последнее, что я чувствую, - тупая боль в области затылка.
***
Я пришел в себя в какой-то замызганной палатке. Руки и ноги были связаны. Одно небольшое движение, как боль в ноге вернулась и острыми клешнями вонзилась, вынуждая стонать. А после этого, подхватывая, отозвалась голова, тысячами молоточками барабаня по черепной коробке.
- Очнулся? - спросил по-английски все тот же старик своим скрипучим голосом, заглядывая в палатку. - Ты, скотина белолицая, мне нос сломал. Я тебя сейчас так переломаю, что не соберешь.
Даже в такой ситуации я нахожу в себе силы ухмыльнутся.
- Чего скалишься, недоносок! - рычит мужчина, сверкая своим золотым зубом.
Я бы не был таким наглым, не знай я о чем они говорили. Четко ведь слышал: «Живым и невредимым». Хотя моя простреленная нога явно шла в разрез с их же словами.
- Мустафа, остынь! - вмешался его сообщник, хватая бедуина за руку, которой он уже замахнулся, чтобы мне врезать. - Ты слышал приказ! Его не трогать!
- Ах, не трогать! А кто за мой нос ответит! Эта мразь еще и лыбится! Мы уже итак ему ногу прострелили, так что уже не убудет!
- Именно, ты уже отплатил, стреляя по товару. За это ответишь перед начальством сам. А теперь иди отсюда, твоя очередь стоять на карауле.
Мужчина сплюнул на песок, но не стал спорить и вышел.
- Покажи ногу, - обратился ко мне на английском мой второй похититель. Внешне он моложе своего сообщника лет на десять. Выглядел он тоже не самым лучшим образом: весь в щетине, на левом глазу бельмо, нос крючком.
- Кто вы такие и что вам от меня надо? - ощетинился я.
- Я не люблю, когда мои слова игнорируют, - сказал араб и тут же схватил меня за больное место на ноге, заставив меня взвыть.
На месте выстрела красовался грязный перепачканный в крови бинт, мужчина вытащил из кармана здоровенный тесак и, увидев, как расширились мои глаза, ухмыльнулся:
- Не дергайся, а то ненароком отрежу что-нибудь.
Я, кажется, дышать перестал, а он тем временем разрезал марлевую ткань, не самым деликатным образом сорвал повязку, вынуждая меня кричать.
- Не ори. Еще не режут, - сказал он, зажав нож в зубах и извлекая из кармана чистый бинт и две бутылки с прозрачной жидкостью. Судя по запаху, в одной из них был спирт.
Мужчина смочил свежей бинт сначала в резко пахнущей алкоголем жидкости, после чего долго обмачивал ее под струей из второй бутыли. Видимо, там все-таки вода.
Вопрос о санитарии даже не поднимался. Руки у него были все в песке и грязи. Так что если у меня начнется гангрена, я не удивлюсь.
Без особой деликатности он приложил к ране повязку, а я сжал зубы, шипя от боли. Рану щипало так, словно туда налили кислоты, и она теперь разъедала ткани. Я не сопротивлялся, когда араб фиксировал повязку, покрывая место ранения плотными слоями перевязывающих материалов.
- Поедешь на верблюде, - констатировал бедуин, а я окаменел.
- Куда?
Но мужчина не стал отвечать, молча вышел и через десять минут вернулся с миской гороха и кружкой воды.
- Ешь, - так же лаконично сказал араб, развязал мои руки, а сам завалился спать в дальнем углу комнаты.
Нет, он явно не волновался о том, что я могу сбежать. С такой ногой я не то что убежать, но и уползти не смогу. Вся ситуация отдавалась эхом в моих воспоминаниях. Меня душило отчаяние! Неужели я теперь должен сдохнуть в этой поганой стране!
К еде я даже не притронулся, только выпил воды. Мне не то что есть, мне жить не хотелось! Кто эти люди? Неужели их нанял Саид? Да какого черта тут происходит!
Всю ночь я не спал, а тупо сидел, уставившись в одну точку. Рана ныла не прекращая, раздражая и зля. В темноте через плотную ткань палатки можно было видеть всполохи костра и силуэты шестерых человек, и изредка мимо них мелькала тень седьмого. Значит, если я прав, то вместе с тем, что спит у меня, восемь. Хотя, может, в соседних палатках тоже есть бедуины. Чуть позже шестеро у костра завалились спать.
Как только из-за горизонта появились первые лучи солнца, в палатку зашел Мустафа и растолкал своего товарища:
- Пора, - сказал он по-арабски, а тот же лишь кивнул в ответ и пошел ко мне.
Меня тащили двое бедуинов, чертыхаясь на своем и поливая проклятьями. После чего кое-как усадили верхом на верблюда и здоровой ногой приковали к седлу. Это на случай, если захочу убежать, чтоб просто упал вниз и волочился по песку вниз головой?
Арабов было больше: девять человек. Весь ночной лагерь быстро свернули, и я с ужасом понял, что если их кто и прислал за мной, то явно не Саид.
Помимо меня, они перевозили еще трех пленниц. Европейские женщины, самой младшей было примерно восемнадцать, а самой старшей около тридцати-тридцати двух. Они были измучены, одежда испачкана, на лице у одной были следы от старого макияжа, которому не меньше двух дней.
Нас выстроили колонной. Впереди верхом на верблюдах ехали четверо бедуинов, трое шли за пленниками, а остальные по бокам.
Арабы пели песни, а девушки плелись, еле волоча ноги, которые были скованны цепями. И судя по кровавым ранам, оковы уже изрядно истерли им ноги.
Стоило лишь кому-то из них упасть без сил на очередном бархане, как тут же подлетал один из бедуинов, хватал рухнувшую девушку за волосы и почти волоком поднимал, таща за собой и вынуждая тем самым встать.
Мы за весь день остановились раза два или три от силы. Ближе к ночи снова разбили лагерь, на этот раз я ночевал в палатке со всем «живым товаром». Нам снова принесли горох и по кружке воды. И где-то через час к нам заглянула парочка бедуинов, улыбаясь и обращаясь к Мехмеду, который сидел все это время с нами и следил, чтобы мы ничего не выкинули, держа наготове ружье.
- Хе! Может, этого! Вроде ничего так, - пробубнел один из мужчин, указывая на меня. Я замер.
- Нет. Его не трогать. Бери вон ту, - сказал Мехмед, кивнув на молодую девушку, сидящую с самого края палатки.
Француженка, зовут Луиза. Это она сказала, пока мы ели. Она приехала в эту страну работать танцовщицей. Одна завсегдатая клиенток бара, где девушка работала, рассказала, что тут можно подзаработать неплохие деньги, всего лишь танцуя в кафе и ресторанах. И вот результат.
Ее серо-зеленые глаза расширились, она пыталась отодвинуться, сопротивляться, толкая от себя двух мужчин, которые волокли ее за темно-каштановые волосы прочь от палатки.
Этой ночью не спал ни я, ни Памелла и Анна, лежащие рядом со мной. Нам не давали покоя, крики девушки и ее мольбы, чтобы ее отпустили и не трогали. Почти до утра несколько бедуинов насиловали несчастную.